- Просмотров — 3109
Юлия Сакунова
Взятка
Давид Осипович, бывший диссидент и вольнолюбец, обладал редкой фамилией – Поезд, в силу чего был очень подвижен. Вот и переехал он под старость лет на постоянное место жительства в вольный город Гамбург.
Теперь для того, чтобы получать положенную от государства пенсию, он должен один раз в год присылать справку о «нахождении в живых». Зная таковые порядки, Давид Осипович, тем не менее, решил вспомнить диссидентское прошлое. Собственной персоной явился в социальное учреждение. Он, видите ли, приехал к дочери погостить, а заодно доложил чиновникам, что жив и здоров. Вот вам паспорт мой, а вот и я сам. Прошу любить и жаловать, то есть продолжить выплату денег!
– Нет, – возразила начальница отдела перерасчета Светлана Игоревна, – так не положено. Извините! Мы, конечно, верим, что это вы и паспорт ваш. И сходство с фотографией, действительно, имеется. Только в деле должен быть документ, а не наши показания. Закон такой.
Давид Осипович долго возмущался, но все без толку: Светлана Игоревна даже слушать не стала. Ушла она в свой кабинет и дверь на замок изнутри закрыла.
Поплелся Давид Осипович к нотариусу, делать нечего. Получил требуемую справку, что личность его установлена, и сходство с фотографией на паспорте сомнений не вызывает. Заплатил положенную мзду и понес документ обратно, в социальное учреждение. А там обеденный перерыв.
А сразу после обеда сотрудники собираются на праздничный концерт по случаю празднования дня соцработника. Явка строго обязательна, мероприятие плановое.
– И вообще, г-н Поезд, шли бы вы с вашими документами… на почту! Высылайте в наш адрес справку!
– Пожалуйста, возьмите мою справку, я ж завтра утром улетаю, – взмолился тут г-н Поезд.
Но сидят сотрудники, пишут, трудятся, от усердия даже головы от бумаг не поднимают. Типа здесь вам не заграница, ничего, побегаешь. Вспомнишь молодость…
И тогда бывший диссидент, наперекор своей всегдашней принципиальности, положил незаметно наиболее приветливой с виду сотруднице, красивую бумажную ассигнацию достоинством в сколько-то евро. Прямо на стол положил, под толстую папку с документами. Смилостивилась чиновница, моргнула глазом, наклонила голову.
Обрадованный г-н Поезд сел в поезд и отбыл на новоприобретенную родину. Едет и думает: вот, мол, какой я проницательный и ловкий – вычислил-таки «паршивую овцу!», и теперь дочка сможет снять мою пенсию со счета в сбербанке.
* * *
На этом и рассказу конец, если бы… Одним словом признаюсь, что «паршивой овцой была я»! Поэтому продолжу повествование.
Обдумав случившееся, я решила, что держать на столе европейскую купюру чересчур неразумно и опасно. Войдет Светлана Игоревна, сделает круглые глаза, вопросы будет задавать разные ненужные…
В лучшем случае придется поделиться.
Поэтому я быстро смахнула купюру в верхний ящик стола, взяла справку о нахождении в живых Поезда, вложила в пенсионное дело. После обеда передам его в отдел выплаты вместе с другими отработанными делами.
Незадолго до окончания рабочего дня, я приоткрыла верхний ящик стола. Полюбовалась на цветную, невиданную мною ранее, бумажку. Изображен на ней то ли мужчина, то ли женщина. Улыбается загадочно. Наверное, правитель страны или ученый.
Собираю все папки с делами, несу бухгалтерам. Они глядят недружелюбно: вот не было печали, так подвалила работка в конце дня!
– Глядите веселей, – я подмигиваю Галине–бухгалтерше, – я ж ваш работодатель, вы меня с песнями и плясками встречать должны. Если бы не я – вас бы давно уволили по сокращению штата.
– Плакать не будем, – ворчит Галина.
Через полчаса она подходит, кладет мне на стол дело:
– Зачем ты нам Поезда дала?
– Как это – зачем? Выплату продолжить!
– А где его справка о нахождении в живых?
Я перелистала дело: подобные справки находились, как правило, в конце, после всех иных документов. Действительно, справки г-на Поезда не было. Странно. Вдвоем с Галиной мы снова пересмотрели все документы, каждую страничку перебрали. Пропала справка. А ведь я своими глазами ее видела, своими руками брала.
– Иди, – говорю Гале, – буду искать документ.
После ее ухода пересмотрела все свои бумажки. На столе, под столом. Все четыре ящика выдвинула, заглянула в каждую щель. Даже на столах у других сотрудников поискала. Они не препятствовали. Все хорошо понимали, что означает такая потеря. Справку–то не восстановишь. Светлана Игоревна строга. Турнет с работы в два счета за халатность.
Заглянула я на всякий случай в ящик, где евроденьги лежали. Радужный портрет мне подмигнул и ухмыльнулся. На память пришло: «Дама ваша бита!». Свихнувшийся Герман, три карты, три карты…
Прошлась я по коридору, вспоминая, не заходила ли в соседние кабинеты. Нет, не заходила. Но где-то ведь лежит эта несчастная бумажка, никому кроме меня не нужная, только где? Где?
Отчаяние заставило заглянуть в мусорную корзину. Достала два огрызка от яблока, пустую упаковку сока, конфетные фантики, испорченные бумаги. Прежде чем выбросить, я, по старой чиновничьей привычке, рву бумаги пополам. Чтобы никто не прочитал. Лучше бы на три-четыре части рвать, да лень. И вот, между клочками ненужными, испачканными соком, мелькнул знакомый бланк, а следом оттиск нотариальной печати. Точно, это справка о нахождении Поезда в живых!
Нашлась пропажа! Слава, Тебе, Господи!
Она была разорвана на две части. Я аккуратно склеила справку скотчем и отнесла вместе с делом Галине.
Купюру злополучную засунула в дальний карман сумки. Не в столе же оставлять!
* * *
Долго она хранилась, ждала своего часа, я уж и забыть о ней успела. Только однажды в храме дернула зачем-то молнию и увидела случайно (а может быть нет?) краешек радужной бумажки. Куда ее деть? Достала осторожно, чтобы никто не заметил. Подумала, сложила вчетверо и сунула евру в прорезь ящика для пожертвований…
