ПОДЛЯНКИ СУДЬБЫ

Каким бы благородным боец не был, все равно его методы в той или иной мере являются экстремистскими. Поскольку сам стиль мышления бойца и его повадки суть ВЫЗОВ.

Вызов Несправедливости прежде всего. Но и вызов обществу, которое не спешит удалять Несправедливость хирургическим путем. А панькается с ней и пытается ее законсервировать. Поэтому я и сам до недавнего времени был уверен, что лучшим лекарством от хамства и наглости является удар в челюсть. И это так, но…

Судьба нас иногда предупреждает: мол, хватит, пора притормозить коней. Поскольку мы незаметно для себя уже перешли барьер, за которым заканчивается благородство и справедливость и начинается произвол наших желаний и действий (который мы по инерции продолжаем оправдывать необходимостью восстановления Добра).

Вот о таких Предупреждениях Судьбы я и хотел бы поведать ниже. Но, к слову сказать, многие люди не рассматривают это как Предупреждения. Они склонны рассматривать это как некие Подлянки Судьбы. Итак, Предупреждение или Подлянка? Пусть читатель сам решит. А я опишу три характерных случая, которые приключились со мной.

Случай первый. Кирпич и коляска

Как-то теплым осенним днем в самый разгар бабьего лета произошел у меня конфликт с двумя студентами соседнего института. Случилось это на широкой, центральной алее парка. Где всегда полным-полно молодёжи, красивых девчонок, мамаш с колясками и прыгающих по деревьям белочек. Не помню уж, чего мы завелись? Но в молодости причин хватает…

Парни оказались каратистами. Подтянутые, стройные, прыгучие, растянутые. Им по приколу было обкатать свою технику в натуре. Но и я был не промах – как-никак мастер спорта СССР по дзюдо, плюс первый дан по карате. Естественно, мне тоже было по приколу обкатать свою каратистскую технику в полевых условиях. С такой внутренней мотивацией мы и начали свой «боевой танец»…

* * *

Мне было интересно. Я не чувствовал с их стороны какой-то особой угрозы. Поэтому абстрагировался от боя и вроде бы со стороны наблюдал за тем, как работает их «кихон» на фоне моего. Но это продолжалось недолго. Наслаждаться красотой боя стало опасно, так как оказалось, что ребята владеют карате не хуже меня. И плотность их ударов, естественно, в два раза превышала мою. Уразумев, что чисто каратистскими методами мне с ними не совладать, я включил и всякие самбистские примочки. Выводил их из равновесия, используя одежду. Ронял на землю с помощью подсечек, подножек, и невысоких бросков.

Это их злило. Но что они могли поделать?..

Зеваки, которые волей случая оказались неподалеку от места схватки, дружно комментировали происходящее. Было слышно, как они давали советы, болели за одну из сторон, и еще б немножко – начали бы делать ставки.

И тут случилось то, чего я не предвидел…

* * *

Выстроив противников в одну линию, что было удобно мне и неудобно им, я решил вывести из драки ближнего. Для этого провел переднюю подножку с вывертом кисти наружу («коте-гаеши»). Такая действенная примочка из боевого самбо. Противник был обрушен на асфальт и о нем, как о противнике, можно было уже забыть… Но картина, открывшаяся вследствие его исчезновения, несказанно меня напрягла. Я увидел, что второй противник, находившийся до этого за спиной первого, наклонился, чтобы поднять с асфальта обломок белого силикатного кирпича.

До противника было далековато – метра четыре. Значит, я не успею выбить из его руки кирпич. Что делать? «Пора сматываться!», – прогремело у меня в голове! Но, вместо этого, я сделал длиннющий прыжок с разножкой на пределе своих физических возможностей и всадил ему мае-гери в ребра. Пыром, на моменте разгибания его туловища. От неожиданности противник взвизгнул, крякнул и его откинуло метра на два в сторону. Он упал на асфальт вместе с кирпичом, который откатился в сторону …

«Как он мог? С камнем? На меня? Тем более, их двое! Козел!!!», – вот какие мысли одолевали меня в этот момент. Именно они заставили бросится к кирпичу. Я схватил его и развернулся. Противник уже был на ногах. Тогда я с силой, умноженной на ярость, запустил булыжник в грудь противнику, чувствуя себя правым на все сто процентов! Однако мой визави каким-то чудом увернулся и силикатный обломок просвистел мимо.

…Учебную гранату я кидал на 45 метров, поэтому кирпич полетел далеко. А там метрах в восьми прямо на линии броска стояла мамаша с коляской. Как в кадрах замедленной кинохроники я видел летящий кирпич…

Когда он ударился в раму и коляску подбросило так, что из нее чудом не вывалился младенец, мамаша стала белее силикатного обломка. Ребенок разрыдался. А окружившие нас зеваки – застыли в ужасе и безмолвии.

Я тоже оцепенел и не знал, что делать? Как себя вести? Как провалиться сквозь землю? Мне было и больно, и стыдно, и обидно, и жутко, и… Если бы у меня в этот момент был в руках меч, я бы с удовольствием сделал бы себе харакири! Но, меча не было…

И я не придумал ничего лучшего, чем пробормотать какие-то извинения и дать дёру. Это был трехкилометровый марш-бросок по подворотням. Я путал следы, менял направления, пользовался проходными подъездами… Я не боялся, я просто бежал на автомате. Бежал и думал о том, что могло бы случиться если бы мой кирпич угодил бы не в раму коляски, а саму корзину, где спал ребенок? На этот вопрос мой разум отказывался отвечать. И я бежал.. Бежал… Бежал…

Несколько дней я не выходил на улицу. Потом, понемногу попустило.

Случай второй. Смерть Китайца

Это случилось в те времена, когда я вовсю участвовал в разного рода коммерческих боях.

Украина, уже год, как получила на шару свою незалэжнисть. Рабочие на заводах получали от 15 до 30 долларов в месяц. Полки магазинов были безнадежно пусты, если не считать консервированных огурцов, хлеб, сметану и селедку.

Но меня это не волновало. Я жил другой жизнью. Насыщенной, сытной и полной адреналина. Я разъезжал по уже несуществующей стране СССР и был счастлив. Но иногда приезжал домой повидать родителей и друзей.

Моя мама любила давать разные хозяйственные задания: «Сынок, там во дворе картошку с машины продают. Пойди, купи столько-то кэгэ». Ну, как отказать? И я шел. А очередь длинная. Стоишь, слушаешь разговоры и стенания толпы, терпишь. И вдруг откуда ни возьмись, рэкетиры. Четверо, на старой Тойоте. Подруливают – и давай нагружать багажник. Продавца картошки барыгой обозвали, а людей в очереди – лохами. Это что значит? Что и я лох, что ли? Э-э-э братки, что-то вы не так себя повели, как надо! Одну минуточку…

Короче, пришел домой без картошки и весь подранный. Мама в шоке. А как ей объяснить все эти идиотские хитросплетения нашего падшего бытия? Поэтому не любил я ходить за продуктами. Но приходилось.

В один из приездов мама говорит: «Сынок, у нас сметана закончилась! Сходил бы в магазин». В магазин? Ладно. Это же не на базар? В магазине рэкетиров нет, конфликтовать не с кем…

В «Универсаме» очередь была человек двадцать. А вот сметаны не было. Старую раскупили, а новую не завезли. Вот люди и ждали. И я с ними ждал. (Для тех, кто не застал те времена, объясню: идти в другой магазин было бесполезно. Там такая же ситуация).

В общем, стою. Слушаю, о чем народ разговаривает. Какие проблемы его заедают? Интересно! Вдруг в магазин вваливается здоровенный, грязный и пьяный мужик. Он ввинчивается в очередь, пробивается к прилавку, цепляется к продавщице. Видно, что мужик в таком невменяемом состоянии, что даже не понимает, где он и что вытворяет. Он даже слова выговаривать толком не может, одни только буквы…

И тут тетушки, стоявшие в очереди заорали: «Ну хоть кто-нибудь!.. Кто-нибудь!.. Угомоните этого гада! Есть тут, в конце концов, МУЖЧИНЫ?». И тут я замечаю, что вся очередь смотрит на меня. Смотрит вопрошающе и с надеждой. И только сейчас я обратил внимание, что мужчин в очереди всего двое – я и семидесятилетний дед. А остальные 18 душ – это разновозрастные тётки и даже бабушки. И все они смотрят на меня уже с укором. Мол, такой молодой и здоровый, а боишься подвыпившего хулигана. Позор тебе, молодой человек! И твоим родителям позор тоже!..

* * *

Делать нечего, придется вступаться. Подхожу к дебоширу… Ба! Так это же Витя Китаец!

Хотя Витя никаким китайцем не был. Скорей всего – чуть-чуть корейцем. Когда я был юнцом, Витя уже был матёрым мужиком и именитым боксером. Силой обладал неимоверной. Фигура – квадрат, обросший мышцами. Закончив спортивную карьеру, Китаец с головой окунулся в блатную жизнь. Вино, водка, карты, мурчание по понятиям и дела воровские затянули его навсегда. Однако Китаец был благородным человеком, поэтому быстро обрел авторитет, почет и уважение. У Вити была и своя банда, состоявшая из таких же горемык-блатарей. Они хранили наш район от посягательств пришельцев, а в самом районе – были хранителями воровских законов и понятий.

Когда мне стукнуло восемнадцать, компания Китайца перестала быть для меня чем-то авторитетным. Это случилось в силу того, что я с ними сталкивался практически каждый день. На турниках, на пляже. Только я приходил на турники заниматься, а они – выпить. Мы друг другу не мешали. Они выпивали и с умилением и тоской смотрели на то как я выполняю разные упражнения. Иногда кто-то начинал рассказывать про свою спортивную молодость и вздыхать о загубленной карьере. Иногда, кто-то пытался присоединиться к моим занятиям на турнике. И сразу становилось понятно, что их физическая форма и моя – просто несопоставимы. А когда мы били лапы, то оказывалось, что мой удар, в сравнении с их ударами – это просто пушечный выстрел. Да, уж… Водка свое дело делает.

За десять лет от их компании ничего не осталось. Кто-то сидит, кто-то умер от болезней и водки. Кого-то убили. А кто-то корячится на больничной койке и ждет своего часа. Только один Витя Китаец ходит по району вечно пьяный и не дает ни себе, ни другим покоя.

И вот нежданная встреча!

* * *

Обойтись с ним жестко мне не позволяла совесть. И я заговорил с ним, как с близким человеком: «Витя, друг! Ты бы шел себе… А то менты сейчас приедут… Продавщицы уже вызвали… Давай, иди! Иди, родной!».

Но Китаец меня не понимал, не узнавал и, скорей всего, не видел. Он послал меня куда подальше и пошел «топтать» бабок, теток, прилавки, консервацию и прочее. Дело точно закончится милицией! Жалко Китайца! Тогда я беру его за плечо, резко разворачиваю и, глядя в глаза, выдавливаю: «Витя, считаю до десяти и тебя здесь нет! Иначе я тебя вынесу!».

Витя с матюками меня отталкивает и продолжает топтаться слоном в посудной лавке. Я честно считаю до десяти. Потом беру Китайцу под локоть и веду к выходу. Но тут Витя одной рукой хватает меня за одежду, а вторую поднимает для удара. Приходится сделать короткую заднюю подножку. Витя падает на пол.

Надо оговориться, что пьяный человек падает не так, как трезвый. Трезвый, пытается хоть как-то смягчить падение (рукой, задницей или сгибанием корпуса). А пьяный человек, падает, как фанера, – плашмя, без амортизации.

Витя упал и ударился головой об угол железного ящика. Брык и замер! Навсегда…

* * *

Я офигел! Ничего себе сходил за сметанкой! Огляделся, словно ища поддержки. Однако недавно шумная очередь безмолвствовала. Тётки смотрели на меня, кто с сочувствием, а кто с укором. И я уже представил, как они, невинно хлопая глазами, будут давать показания в милиции… Что делать? Убежать, пока не все слишком хорошо запомнили мой портрет? Или вызвать «скорую» и дождаться милиции? Может, удастся договориться с ментами и оформить все, как несчастный случай?

Пока я перебирал варианты, очередь хором вздохнула. Я посмотрел на покойника… Он шевелился, что-то там несусветное буровил и пытался встать. Китайчик мой дорогой! Ты жив? Молодец! Я с радостью помог ему, а потом взвалил на плечи, вынес из магазина и донес до ближайшей клумбы с мягкой травой. Уложив на газон ожившее тело, я пожелал Вите счастья, здоровья, сладких сновидений, долгих лет жизни, богатства, удачи и еще кучу всего хорошего.

Надо ли говорить, что сметаны в тот день я так и не принес?

А Витя Китаец, прожил после этого случая еще лет десять и умер при невыясненных обстоятельствах…

Назад