Но кто сказал, что жизнь измеряется годами? Если бы это было так, то чего бы стоили жизни Лермонтова и Высоцкого? Вопрос риторический, потому что отсчёт земного пути мы ведём не количеством прожитых дней и съеденных бутербродов, а делами.

Александр успел сделать много хороших дел и при этом наполнить их смыслом. Хотя мог бы не делать ничего: ведь он был сыном космического первопроходца, основателя КБ «Южное» и уникальной научной школы – академика Михаила Кузьмича Янгеля. Несомненно, регалий и славы отца вполне хватило бы на безбедное существование.

Но Янгели – это особая порода. Это люди преодоления. Они выпадают из размеренного хода событий. Они плывут против течения, они идут вперёд и вверх, чтобы постоять у бездны на краю.

Так и сын, решив, что никогда не превзойдёт отца на техническом поприще, сменил прочную инженерную карьеру на зыбкую стезю журналиста и поэта.

И добился успеха во всех своих начинаниях!

* * *

Ещё вчера вышесказанное могло показаться некой вежливой данью ушедшему из жизни человеку. Но сегодня каждое слово получило неопровержимое доказательство. К 70-летию Александра Михайловича Янгеля в КБЮ вышел сборник его стихов и воспоминаний его друзей.

Книга «Голубой осколок грусти» бережно отредактирована и составлена Юрием Мошненко, которому помогали Игорь Ханин и Виталий Чеховский. И теперь мы можем услышать живой голос поэта, причём не в метафорическом, а в буквальном смысле, поскольку к изданию прилагается аудиодиск, на котором Александр Янгель читает свои стихи.

К сожалению, тираж сборника всего триста экземпляров, что, впрочем, сразу возводит книжку в разряд библиографических редкостей. В силу этого вряд ли её удастся полистать всем желающим. Но только не читателям «Конструктора», которым мы предоставляем такую возможность.

ЮЛ

P. S. И ещё хорошая новость! Мой друг писатель Владимир Платонов тоже выпустил сборник стихов Александра Янгеля под названием «Зеркало души». Так что шансы пошуршать страничками увеличились!

А МНЕ НЕРАДОСТНО ВДВОЙНЕ

Чудодействуйте, доктора!
Вам преграда ли кожура?
Облучая человечество рентгенами.
Обнаружьте неизвестных людям гениев.
Вы бессильны?
Или, может быть халатны,
Ослепительные белые халаты?
А по шарику вышагивают тысячи,
Как котята,
В них таланты слепо тычутся.
Вам бы в вечность!
Но шедевры ваши где же,
Человечки,
Подающие надежды?
Вы не можете? Вам боязно? Слабо?..
Люди прячутся в ненужную любовь,
Отступают, погружаясь в темноту,
Их безжалостно сшибают на лету,
И порой они ныряют неспроста
Под колёса, под составы и с моста…
Вы себе не научились доверять?
Или просто не умеете терять,
Покидать
И быть покинутым в пути?
Покидать,
Не зная сможешь ли найти?
И пустуют постаменты, ваши скверы,
А по шарику вышагивает серость.
Грустно вам? А мне нерадостно вдвойне –
Видно, кто-то умирает и во мне.

СИНИЙ СНЕГ

О синий снег! Из-за него ли
 В слепящий яростный январь
Побег на лыжах из неволи
 Осуществляю я, дикарь?

Взмахну, прощаясь, кулаками,
Цивилизацию кляня,
Пусть первобытность проникает
Дремучей мудростью в меня.

О, синий воздух! Хлеб насущный!
За снежным снежный человек
Навстречу в самый первый век,
 
Но совершено алогично,
Сквозь мой хрусталик преломясь,
Со снежным почерком привычки
Хранят свою взаимосвязь.

Упорно кто-то лезет в гору,
Оптимистичен…до поры.
Пыхтит, карабкаясь, но скоро
И он покатится с горы!

А тот – отчаянно по склону
Всё мчится скорость покорять.
Он непременно шею сломит,
Он слишком смел для дикаря.

Другой умней: сопит упорно;
Подобострастия полно,
На пятой точке, словно орден
Сияет белое пятно.

Эй, человечек! Хватит! Скройся
В двадцатый век. Не зли меня,
Пересекая проседь просек,
В глухую глубь лежит лыжня.

Чуть слышно сосны утешают
Фигурки немо мельтешат.
А лыжи ласково шуршат
И синий снег несмело тает.
1964

ОСКОЛОК ГРУСТИ

Озоруют лихо грузчики –
Аж качается причал,
И с послушностью игрушек
Бочки пляшут на плечах.

Пусть спина устало стонет,
Если жить – так только так,
Чтобы плавился в ладонях
Потом пахнущий пятак.

Мы судьбу с собою носим
В голове ли? Иль в горсти
Как легко поднять и…бросить.
Ах, как трудно донести!

Сколько песен недопето,
Сколько брошено друзей,
Сколько в мире этом пешек,
Не дошедших до ферзей…

Я не знаю – кто я? Грузчик?
Или груз чужих плечей?
Или попросту ничей,
Голубой осколок грусти?

* * *
Борису Николаевичу Александрову

А знаешь, мы уже не молоды:
Не нам обманываться дёшево…
Пришла пора устроить проводы
Всему, что было в нас хорошего.

Увы, – история обычная
Хотя не скажешь, что весёлая.
Давай простимся необидчиво
Со всем, что было в нас высокого.

Черствеют чувства наши с возрастом,
Друзья уходят и любимые.
Ну что ж…расстанемся по-взрослому
Со всем, что было в нас ранимого.

Плывя покорно по течению,
На мир взирая с кроткой ласкою,
Махнув рукой без огорчения
На всё, что было в нас бунтарского.

А что же нам тогда останется?
Не задавай вопроса этого,
Зрачками сумрачно уставившись
Куда-то в темень предрассветную.

Не делай вид, что дело – дрянь.
Взбуянь: «Какие, к богу, проводы?»…
Не то поверю я и впрямь,
Что мы с тобой уже не молоды.

НАИВНОСТЬ
Аркадию, брату-художнику

Завмаг, случайный мой попутчик
Туманно-тёпленький с получки,
Простой, застенчивый пройдоха
Мычал, сопя проникновенно, 
Что пострадал за откровенность,
Что быть наивным нынче плохо.

Я помню, как он бушевал,
В знак правоты сморкался смачно…
Наивность, девочка прозрачная,
Ты разве в ком-нибудь жива?

Рабы карьеры и модерна,
Мы все хитрим неимоверно.
Мы порой с наивной рожей
Простодушно морщим лбы.
Мы прикидываться можем,
Только мы не можем быть.

Деловым, циничным веком
Мы насквозь заражены
Кто мы? Гении? Калеки?
Впрочем, веку все нужны.

Мы практичными рождаемся.
Нас девчонки дожидаются.
Веснушки выведут украдочкой,
Идут, надменностью горды.
И любят мальчиков загадочных,
Пускай пустых, да не простых…

А в мире… Что творится в мире?
 В нём дважды два уж не четыре.
Судьбу миров решает миг
Мы это знаем не из книг.

И коль предупредит сперва
Наивно чья-то голова,
Как в старину: «Иду на Вы» –
Иду, как в старину на плаху.
Ракетой рубанут с размаху
И нет наивной головы...

 А ты, работой увлечён,
Рисуешь Русь времён иконных
Глаза её светлы, спокойны,
И им лукавость нипочём

Когда устану я хитрить,
Себя обманывать устану
Тогда… тогда готовь стаканы.
К тебе нагряну до зари.

Вдвоём поужинаем плотно,
Расставишь ты свои полотна…
До завтра сложность отложивши,
С тобой на вечер я вернусь
В полузабытую, ожившую
Наивную, родную Русь.

* * *
(на юбилей брата)

А что думают потомки,
Когда и нам понять хитро
Живут безоблачно подонки
С хамелеоновым нутром

Они один другого стоят
Мерзавцы с ликами святых
В черёд остаться без устоев
Как подло души душишь ты

Не из боязни быть распятым
Привычно. Со времён других
Он ни во что не верит свято.
Всё также лижет сапоги.

Ступени подлости, подвалы
Кому вчера кричал: «ура!»
Того сегодня продавал он
Небрежным росчерком пера.

Забившись в штопаные шторы
От убеждений он бежал
Так в тишину ныряет шорох
И нет меж ними рубежа

Рубеж мучительный измены
Стирали сволочи века
Мы привыкаем незаметно
Мы так привыкли привыкать

И всё ж я верю в торжество
Добра и солнечного света
О, человек моей планеты
Так будь же к подлости жесток.
Хочу я правду познавая,
Чтобы в конце концов
Век первый космоса назвали
Последним в эре подлецов.


ПАРАДОКС

Парадокс?.. Или сон? –
Мне меня не хватает.
Как в лассо,
Я в своём задыхаюсь квартале.
В лихорадке дома с обнажённым нутром
Надрываются окон распахнутых ртом.

О, палач, –  этот плач
 За стеной, за спиной!
К докторам не пойдёшь за душой запасной.
А с одной…
Что, родной, захотелось забыться?

В тишину на минуту уютно забиться?
Я к газете приник. Но навстречу из строк
Тот же крик,
Тот же хаос разбитых дорог:
«Автострада…спидометры сходят с ума,
Но в агонии гонка. Фотограф, снимай!..
Из орбит опрокинутых смотрят глаза.
Вам кого-то опять отпевать, тормоза!»

Мне меня не хватает, расти – не расти.
Понимать, поднимать, даже просто простить.
И не помощью скорой – я корчусь мишенью…
Путешественник ищет в пути утешенья.

Все заботы – за борт, череп – шариком шпарь.
Мне б родиться рабом убегающих шпал!

По старинке – в бега. Но тоска – как тиски.
И бедою богатые материки,
И лучинки – звезды умирающий свет.
И прощание листьев в озябшей листве,

И осенняя проседь – о, мама, прости!
Слышу: просят, отчаянно просят спасти.

Устаю уставать, но, пока не усну,
У усталости этой останусь в плену.
А проснусь – попрошу у пришедшего дня,
Чтобы мне, как вчера не хватало меня.

Продолжение будет!