Просмотров — 694

Открытый Архив

САМОЛЁТ

ЖУТКАЯ БЫЛЬ

На зимних каникулах 1974 года два отрывных студента – я и мой друг Гоша – оторвались в Ленинград.

Там мы бродили по эрмитажам и ресторанам, напитываясь культурой по самую завязку. Неудивительно, что назад мы улетали слегка расслабленные.

В результате я отправился в Чернигов к бабушке выпросить немного денег, а Гоша зачем-то рванул на Урал. Хотя, кажется, за тем же, потому что его бабушка обитала в Свердловске.

Только не удивляйтесь – в те времена студенты вполне могли себе такие полёты позволить, причём не во сне, а наяву. Особенно, если умели приработать к стипендии нетрудовую копейку путём продажи, перепродажи и пере-перепродажи американских джинсов или японских зонтиков.

Это можно было делать практически без отрыва от учёбы, поскольку торговая биржа располагалась прямо на центральном крыльце родного Горного института...

Из Чернигова в  Днепропетровск я решил лететь через киевские Жуляны. Но не повезло. В Жулянах объявили нелётную погоду.

На второй день пассажиры объединились по интересам и начали пить. В наш круг каким-то образом затесался человек в лётной форме, которому из уважения наливали чаще.

Через сутки оказалось, что он штурман Днепропетровского самолёта. За это мы, естественно, выпили и повторили.

А когда, наконец, Жуляны открылись, у посадочных терминалов образовалось такое столпотворение, что наш штурман, уверенно покачиваясь, повёл нас к самолёту кратчайшим путём – прямиком по взлётному полю.

Ровно через сто метров нас догнали, арестовали, затолкали в автобус и... довезли до трапа!

Что ни говори, а пьяных в СССР уважали.

Правда, командир не позволил весёлому штурману петь песни в кабине, и тому пришлось мурлыкать в пассажирском салуне, простите, в салоне….

А когда дома примерно дня через два я окончательно протрезвел, то первым делом написал жуткий стишок, который спустя 47 лет решился обнародовать.

Так что простите за мелкое хулиганство в крупных размерах и небольшой антихудожественный вымысел ...

Летел по небу самолёт.
Он тяжело летел,
Поскольку вдаль его пилот
Упорно не глядел.

Ведь очень трудно вдаль глядеть,
Когда ты в зюзю пьян,
И пуст когда уже на треть
Двенадцатый стакан.

И стюардессам тяжело,
Они дрожат, как лист,
Поскольку им разбил табло
Зарвавшийся радист.

Ну, в смысле, повредил экран,
А вовсе не лицо,
И хоть радист был сильно пьян,
Но не был подлецом.

Он сроду слабый пол не бил,
Тем паче стюардесс!
Он тихо с ними водку пил,
За дружбу и прогресс.

Вдруг штурман в карты поглядел,
Икнул и бросил пить,
Но, отключаясь, он успел
Механику налить.

А бортмеханик, господа,
Тот точно в стельку свой –
Пьёт каждый день, но иногда
Срывается в запой.

Сжимал штурвал второй пилот,
Чтоб с кресла не сползти…

Летел, короче, самолёт,
По верному пути!

Любил он высший пилотаж,
Но штопор отменил,
Поскольку пробки экипаж
Внутрь пальцами вдавил.

В закатных солнечных лучах
Был самолёт красив,
Но зря допил он сгоряча
Последний керосин.

В объятья нежные земли
Свалился самолёт
И, сев на поле конопли.
Сидит четвёртый год...

Январь 1974