Часть вторая. НОЖКИН

Глава 28. Грек

Как-то светлым летним вечером Ножкин с Верой забрели в Комсомольский парк, который больше походил на лес, прорезанный потрескавшимися асфальтовыми дорожками. В заброшенном парке было хорошо: щебетали птицы, жужжали шмели, по веткам бегали белки, а если повезёт, то можно было встретить даже дятла или удода.

Но не повезло. Решив пройтись по траве, они свернули с асфальтовой дорожки и, пробравшись через высокие кусты, очутились на укромной полянке.

– Ой! – испуганно воскликнула Вера, сжимая руку Ильи.

Вообще-то Вера пугалась редко, потому что имела совсем не девчачий характер. Она умела свистеть в четыре пальца, а когда надо, могла дать по шее так, что второй раз с ней никто не связывался. И это несмотря на то, что была круглой отличницей да ещё на скрипке играла всякие печальные этюды. Но, главное, Вера Петрова никогда не жаловалась своему старшему брату Василию Петрову – мастеру спорта по боксу, за что её уважали даже те, кто получал по шее.

Но сегодня Вера сильно пожалела, что старшего брата нет рядом. И было отчего. На хорошей полянке, заседала очень нехорошая компания. Это было ясно с первого взгляда, потому что обычно одного взгляда хватает, чтобы отличить бугор от ямы.

В принципе, четыре парня, сидевшие на корточках вокруг большого пня, сервированного разовыми стаканчиками и многоразовой бутылкой с вином (вторая пустая валялась рядом), были ненамного их старше, однако какая-то злая колючесть добавляла им лет. Да и глаза у них были совсем не детскими, а в цепких взглядах каким-то непостижимым образом смешались волчья настороженность и безбашенная дерзость…

* * *

Обитатели полянки, хотя и были слегка пьяны, отреагировали на появление гостей мгновенно. Как по команде они вскочили на ноги, и сразу стало ясно, что ребятки ещё те! Один был на голову выше Ножкина, второй – вровень, а третий, хоть и ниже, но явно тяжелее, и только четвёртый, похоже, не представлял особой опасности, потому что был хилее всех да ещё и настолько неловок, что вскакивая опрокинул бутылку.

– Козёл! – ругнулся крепыш.

– Да я чё, специально? – заныл хиляк. – Вечно ты, Тюря, цепляешься…

– Заткнись, Сява! – прервал его высокий. – Считай, свою долю выпил!.. Тут гости, а ты скулишь…

Голос звучал с издёвкой, но с осторожной, чтобы при случае её можно было обратить в шутку. Похоже, высокий не хотел зря рисковать, сперва не убедившись, что Илья с Верой гуляют одни.

– Чек, глянь, – сказал он, кивая на кусты.

Парень со странной кличкой Чек исчез в зарослях и тут же вернулся.

– Никого! – доложил он.

– Точно?

– Грек, ты чё, меня не знаешь? Сказал никого, значит, никого!

– Ладно. Тогда гуляем дальше. Пить будешь?

Высокий, по прозвищу Грек, поднял опрокинутую бутылку и, плеснув остатки вина в грязный стакан, протянул его Илье.

– Спасибо, я не пью, – спокойно ответил Ножкин, чем очень удивил высокого.

Ещё бы! Он ожидал услышать трясущийся голосочек, а взамен услышал твёрдый отказ без малейших признаков страха. Такое было для Грека в диковинку, поскольку его боялись все. Недавно он вышел из лагеря, куда попал за драку, закончившуюся поножовщиной, и сразу стал непререкаемым авторитетом в овражном посёлке, что начинался за парком. В основном там жили рабочие старого кирпичного завода, построенного в балке так давно, что покрытые плесенью стены буквально вросли в землю.

* * *

Казалось, что цивилизация прошла мимо этих мест. Но скорее всего, она просто перешагнула овраг, даже не заметив, что на его дне теплится жизнь. Правда, кое-где из крыш старых мазанок торчали антенны, но глиняные стены балки глушили радиосигналы, из-за чего по экранам допотопных телевизоров то и дело пробегала мутная рябь.

Только местная шпана телевизор не смотрела. Да и чего там смотреть, когда всё время показывают новости или поют одинаковыми голосами одинаковые песни. У местной шпаны были другие развлечения: выпить, подраться или чего-нибудь сломать. Неудивительно, что в старом парке было сломано всё – от бетонных урн до деревянных скамеек. Поэтому привыкшие к удобствам «городские» – так в овражном посёлке называли всех, кто обитал наверху – редко тут появлялись, что делало жизнь местных ещё скучнее и однообразней.

Но так было, пока не вернулся Грек. С ним сразу стало веселее.

* * *

В первый же вечер Грек дал в зубы Тюре – самому сильному пацану из овражных, отчего Грека сразу зауважали все включая Тюрю. А когда вместо банальной драки с «городскими» Грек, угрожая ножом, отобрал две классные мобилки, его единогласно признали вожаком. Мобилки тут же ушли перекупщикам на радиорынке, что ещё сильнее укрепило его власть. К тому же с деньгами Грек поступил справедливо: забрал себе не всё, а только половину, остальное же разделил между участниками ограбления.  

С тех пор, у тех, кто тусовался с Греком, деньги не переводились, как не переводились городские, которые рисковали прогуляться вечерком по старому парку.

* * *

Вот и сегодня Тюря и Чек подумали, что сейчас они проверят карманы этой парочки и пошлют Сяву за новой бутылкой, взамен перевёрнутой. Но, похоже, их вожак имел другие планы.

– Значит, не пьёшь? – переспросил Грек. – Ну, ну… Только я не понял, ты вообще не пьёшь или с нами?

– Вообще не пью, – спокойно ответил Ножкин.

– Тогда я опять не понял, чего ты тут забыл. Может, кто объяснит?

– Да я сам, в натуре, не догоняю, – подхватил Тюря.

– И я, – поддержал Тюрю Чек. – Хотя, если не пьёшь, значит, деньги имеются. Может, с нами поделишься?

– Короче, гони бабло и по-быстрому, пока мы не передумали, – протявкал Сява.

– Да нет проблем, – как можно добродушнее сказал Ножкин и сунул руку в карман. – Держите…

* * *

Такой ответ удивил даже Веру, но она не подала виду, ведь спокойствие Ильи говорило, что владеет ситуацией он, а вовсе не хозяева полянки. Первым это понял Грек, потому что действие явно разворачивалось не по его сценарию. Сейчас они получат деньги, впервые без драки и жалобного нытья, и этот странный пацан спокойно уйдёт, а они останутся делить брошенную кость.

– Охолонь! – одёрнул он Сяву, который потянулся за смятыми бумажками.

– Ты чё, Грек? – удивился Тюря.

– А то, что у нас своих денег девать некуда. На, держи! – самодовольно сказал он, протягивая Ножкину двадцатидолларовую бумажку.

– Зачем? – спросил Илья.

– Затем, что ты оставляешь свою тёлку и быстренько канаешь отсюда. Снимешь себе другую, ещё и на мороженое останется…

– Послушай, ты! – не выдержала Вера. – У меня брат мастер спорта по боксу. Он из тебя котлету сделает.

– А у меня братан чемпион мира по боям без правил. Только я сам привык разбираться, зачем брата грузить?

– Но… – попыталась ещё что-то сказать Вера, однако высокий не дал.

– А ты вообще не вякай. Вот сейчас твой дружок уйдёт, тогда побазарим.

– По-братски! – хохотнул Чек.

* * *

Вера испуганно посмотрела на Илью, но тот был невозмутим. Однако так казалось снаружи, потому что внутри шла непростая работа. Помня, что от гнева до глупости один шаг, Ножкин изо всех сил заставлял сердце биться спокойно.

Было понятно, что просто так уйти не удастся. Ведь болото окружило их со всех сторон, и не потому, что оно способно к окружению, а потому что они сами шагнули в топкую жижу. Нет, не стоило вечером гулять по старому парку, тем более, что они не раз слышали рассказы пострадавших, а Кулинария даже показывал синяк под глазом и порванную ветровку.

Но сожалеть было поздно, надо было выбираться. Илья вспомнил, что в таких безнадёжных случаях делал Муромец и поступил также. «Господи, благослови!», – мысленно попросил он, а вслух сказал тихо, но твёрдо:

– Мы уйдём вместе!

– Чего? – взревел Грек и натренированным движением выдернул из кармана нож. – На верёвки порежу!

– Ой! – вскрикнула Вера, инстинктивно раскидывая руки, чтобы защитить Илью.

Но тот мягко отодвинул её назад и шепнул:

– Если что, беги, позовёшь подмогу.

* * *

– Считаю до двух, – зарычал Грек. – Не уйдёшь, сломаю ногу твоей девке. Всю жизнь кривой будет. Раз… Два! Валите его!

Услышав команду, Тюря и Чек бросились на Илью. Им казалось, что они сомнут его, словно танк берёзку. Нет, даже не казалось, они были в этом уверены на все сто. Ведь не могли же они знать, что Ножкин всю жизнь занимался спортом, да ещё три с половиной года крутил руками колёса инвалидной коляски. Но главное даже не в этом, а в том, что Илье помогал Бог по его собственным молитвам и молитвам преподобного богатыря-монаха. А вот полупьяной ватаге помогал бес, который, кстати, сразу всё понял и, поджав хвост, рванул куда глаза глядят. Ведь бес далеко не дурак, чтобы идти против Бога…

Первым на кулак Ильи нарвался Тюря и тут же рухнул на землю, словно берёзка, на которую наехал танк. Чеку повезло больше, потому что он успел немного затормозить и отделался не вывихнутой челюстью, а разбитым носом. Грек замахнулся ножом, но его рука тут же попала в железные клещи.

– Пусти… – замычал он, белея от боли.

– Пустить? Пускаю! – согласился Ножкин и отпустил Греку лёгкую оплеуху, отчего тот с громким шелестом улетел в кусты.

Самым умным оказался Сява. Не дожидаясь своей очереди, он рванул сквозь заросли, даже не попрощавшись. За что, кстати, через два часа был пойман своими дружками и нещадно бит.

Но этим всегда кончается, когда дружишь с кем попало!

* * *

А на следующий день Ножкина нашёл Верин брат, которому Вера всё рассказала.

– Уважаю! – сказал Василий Петров, пожимая Илье руку. – Ты смотри, даже суставы не разбил. А говоришь, прыжками в воду занимался. Лично я не знаю, смог бы отбиться от четверых или нет. Скажи, только честно, кто тебя так натаскал?

– Илья Муромец, – честно признался Ножкин.

– Ну, ты парень с юмором! Уважаю! А хочешь, приходи в Горный институт. Там у нас классная секция, а я как раз новичков тренирую. Но для тебя сделаю индивидуальную программу. И ничего, что тебе уже пятнадцать. Вон Николай Валуев начал заниматься в двадцать лет, а через семь уже чемпионом мира стал. И ты станешь!

– Спасибо, только не нравится мне людей по лицу бить.

– Но бил же!

– Бил, – подумав, согласился Илья. – И буду бить, но только, если придётся кого-то защищать.

– А если некого будет?

– Тогда пусть они бьют. Я стерплю.

На это мастер спорта по боксу Василий Петров не нашёл чего ответить, так как не понял, шутит Ножкин или говорит серьёзно. Поэтому он дружески хлопнул Илью по плечу и сказал:

– Ладно, терпи. А за Веру спасибо!

Назад