Просмотров — 3558

Радуюсь солнышку, праздникам, хорошим новостям…

Сегодня в самарянской БЕСЕДКЕ встретились СО-БЕСЕДНИКИ, у которых много общего. А именно – писательский дар, православное мировоззрение,  оптимизм, добрый юмор и прочее, что определяет  читательский успех и делает нелегкую словесную работу востребованной.

В силу этого их пути не могли не пересечься. И они пересеклись, несмотря на то, что читаемая и почитаемая миллионами Юлия Вознесенская живет в Берлине, а детский писатель  Юрий Лигун – в Днепропетровске. Их знакомство состоялось почти четыре года  назад и сразу превратилось в крепкую  дружбу с правом чуть ли не ежедневной переписки. Ее можно было бы назвать частной, если бы в эпистолах адресаты не разбирали достоинства и недостатки своих новых книжек, которые, несомненно, принадлежат общественности.

Собственно, все, что вы прочтете ниже, в редакционных планах  значилось как интервью,  но как-то само собой вылилось в обоюдные вопросы и ответы, то есть в дружескую беседу. Но мы не стали ничего менять, поскольку дружеская беседа наиболее полно соответствует названию нашей рубрики…

Екатерина Немчинова,
главный редактор «Самарянки»

Юрий Лигун:  О писателе Юлии Николаевне Вознесенской написано столько, что я сразу хочу отослать  всех желающих познакомиться с ее био- и библиографией во всемирную паутину. Там есть все! От А до Я. Поэтому предлагаю поговорить сегодня не о букве, а о духе творчества. Вы согласны с таким протоколом или есть встречные предложения?

Юлия Николаевна Вознесенская: Согласна. Но за двумя исключениями. Исключение первое:  ты мне,Юрий Аркадьевич, не выкай, не пройдет! Зачем людей морочить, если мы давно на ТЫ? К тому же мы не просто коллеги по цеху, а еще брат и сестра во Христе, так и неча носы друг перед другом задирать!

Исключение второе: советую и тебе, и читателям не искать обо мне информации в инете: оттуда иногда такое о себе узнаешь, что только ахнешь!

ЮЛ:   Да-а-а… С вами, прости, с тобой не соскучишься! Я тут, понимаешь, над затравкой неделю корпел, а ты в секунду живого места от такой хорошей заготовки не оставила.  Тем не менее, упрямо еду дальше. В смысле, задаю следующий вопрос. Он звучит так: когда нам дарят подарки, мы, как правило, ощущаем радость, порой  –  удивление, реже – разочарование. А что почувствовала ты, впервые осознав свой писательский Дар?

ЮНВ: Ничего особенного не почувствовала, потому что я с ним родилась и росла. Велик он или мал, на один талант или на две лепты потянет, но живу я с этим сколько себя помню. А первые мои пробы – это дразнилки, считалки и страшилки. Лет с десяти освоила более серьезный жанр – сказки. По вечерам в спальне пионерского лагеря сочиняла сказки и истории на заказ. Девчонки выкликали подряд по слову, а я должна была на этих словах построить сюжет. Иначе мне было скучно. Зато как здорово соединить в одну конструкцию такие разные понятия, как «принцесса», «пионервожатая», «промокашка», «генерал» и «дельфин». Вот попробуй сам! Впрочем, ты, Лигун, озорник известный, у тебя-то даже и сейчас получится, а я, пожалуй, не возьмусь…

Ну, а в школе была вундеркиндом и баловнем: тексты и стихи для стенгазеты, сценарии утренников, пьески, а на переменках сказки для малышей, с которыми любила возиться. И знаешь, еще в детстве как-то предчувствовала, что так этим и буду заниматься всю свою жизнь. Потом, правда, люди и действительность пытались меня охладить, переориентировать на что-то более практическое, но ничего не получилось ни у них, ни у меня…

А ты когда почувствовал себя сочинителем?

ЮЛ: Тоже достаточно рано. Правда, первые мои сочинения носили какой-то авангардистский характер. Мы тогда жили на Волге, в Жигулевске, и было мне четыре года. Бабушки и дедушки далеко – в Чернигове и Херсоне. Но родители были совсем юными и не обремененными житейскими предрассудками, поэтому оставляли меня одного в нашей единственной комнате на четвертом этаже и отправлялись на работу. Однако я ни разу не выпал из окна, не устроил пожар и не съел шуруп. Вместо этого я брал тетрадный листок, скручивал его в трубочку, одну дырочку прикрывал завернутыми краями, а в другую насыпал мелко порванные бумажные клочочки и в нее же смотрел, направив трубочку на свет окна. Бумажные клочочки, перекатываясь в самодельном калейдоскопе, сразу превращались в кошек, собак, траву, деревья. Но чаще всего в полярников на Северном Полюсе. Они ходили по льдам и торосам, проваливались в Ледовитый океан, но всегда вываливались обратно. И вообще, они были настоящими героями. Можешь не верить, но я с ними дружил!..

А чем Вознесенской приходилось заниматься, кроме писательства?

ЮНВ: Многим. Чтобы все перечислить, надо садиться и вспоминать. Санитаркой в больнице работала, в школе преподавала, бетонщицей на стройке подвизалась, в клубе двигала культуру, на лошади цемент возила, на радио трудилась, на заводе у станка стояла, на машинке печатала, трудницей в монастыре четыре года была… Была даже кладовщицей на складе спортинвентаря в обществе слепых, во как! А места моей работы расположились от Заполярья до Украины на севере и юге, и от Нормандии до Забайкалья на западе и востоке.

А ты где бывал и что поделывал?

ЮЛ: А вот мне похвастаться нечем. Нетипичная у меня биография для писателя. В трудовой книжке практически две серьезные записи – КБ «Южное» и Южмаш. То бишь две крупнейшие ракетные фирмы и не где-нибудь, а в мире. Знаменитый «Морской старт» – это они в компании с Россией, Америкой и Норвегией. А если совсем точно, то КБЮ разработала могучую ракету «Зенит», а Южмаш ее построил. И мой вклад там есть. Я ничего не сломал и не испортил, потому что всего  год поработал инженером-испытателем, а в 1978 году ушел в ракетную и потому страшно засекреченную газету «Конструктор». Именно с тех пор начал писать профессионально, то есть за заработанную плату. А ведь мог остаться инженером, и это было бы печально не только для меня, но и для ракетной техники…

И сразу вопрос. А есть ли среди твоих знакомых такие, кто случайно прошел мимо своего Дара или явно обменял его на чечевичную похлебку?

ЮНВ: Да сколько хочешь! За столько-то лет… Кто-то из хорошего, но пока не признанного поэта стал паршивым журналюгой, кто-то просто «делом занялся», кто-то научился запрягать талант в карьеру, как в карету, и ездить на нем. А кое-кто и в КГБ прислуживал «музоведом». Но было, к счастью, и наоборот: например один из самых талантливых наших питерских поэтов стал священником и служит в храме в Царском Селе. Иными словами, каждый начинает жизнь с поиска своего таланта. Стоит только взглянуть на детей. Они неутомимо рисуют, танцуют, строят, лепят, поют, играют в футбол. Однако куда потом что девается? Просто дело это настолько хлопотное, что многие предпочитают талант зарыть, как ленивый раб из притчи, которую рассказал Господь своим ученикам.

ЮЛ:  Но как его не зарывай, а ответить придется. Ведь в той же притче говорится, что у ленивого раба была отобрана припрятанная монета и отдана тому, кто из пяти талантов сумел сделать десять. А насколько писатель Вознесенская  сумела  преумножить свой творческий капитал?

ЮНВ: А кто тебе сказал, что я его преумножила? Разбазарила я его… И стихи не те писала, и книги не про то издавала. Потом специально молчала несколько лет, живя в монастыре трудницей. Только после этого стала писать более-менее то, что хотела. А годы-то шли, Юрочка!

ЮЛ: Кто прошлое помянет, тому глаз – вон! Ведь в конце-концов данный тебе Божий талант совпал с твоим волеизъявлением. И сразу – успех! Да еще какой! Помню, потрясение в 12 баллов от твоих «Посмертных приключений». Кто-то мне дал почитать эту тоненькую книжечку, но я даже не читал ее, а нырнул на первой странице и вынырнул на последней. И самое главное, вынырнул другим. Было ощущение, что удалось побывать там, где «кончается асфальт», куда раньше и взглянуть боялся. Да какое взглянуть, когда сама мысль о смерти пугала! Но, прочитав о посмертных приключениях, понял, что бояться надо не здесь, а ТАМ. Здесь же надо сделать все возможное, чтобы ТАМ радоваться. Так что не вижу поводов для сожаления о твоих, якобы бесцельно прожитых, годах…  

ЮНВ: Не знаю, не знаю… Да и не нам судить… А ты разве доволен тем, что успел сделать? Ведь наверняка хочешь написать больше, чем уже написал!

ЮЛ: Конечно, хочу! Но не больше, а лучше! Потому что предпочитаю быть поэтом одного стихотворения, которое наполнено светом и рассекает тьму, чем наваять пятитомник, который никто не читает и никогда читать не будет. Потому что стихи в нем ни холодны, ни горячи, а теплохладны. Пример горячих стихов  – «Баллада о прокуренном вагоне» Александра Кочеткова, больше известная как «С любимыми не расставайтесь». Примеров теплохладных приводить не буду. Их слишком много…

Кстати, эта тема актуальна всегда, ибо ставит вопрос перед каждым новым поколением литераторов: на кого равняться? Ведь писательство обычно начинается с подражательства. Я, к примеру, будучи школьником «косил» под непревзойденного мастера формы – Михаила Зощенко. Потом были другие учителя. А кому подражали Вознесенская? Пусть не в стилистике, а в духе?

ЮНВ: Не помню. Всем понемногу, наверное. Я же книжный червяк, как же без этого. Ну, а в христианском духе непревзойденными для меня остаются И. Шмелев, В. Никифоров-Волгин, С. Гусев-Оренбургский и, конечно же, Честертон и Льюис. Но вроде бы я им не подражала уж очень в наглую, как-то сама телепаюсь. Один мой старенький критик высказался по поводу «Моих посмертных приключений», что я Данте подражала: оно, конечно, лестно, но ты ж понимаешь… J

ЮЛ: А что я должен понимать? Когда читал «Божественную комедию», мурашки по спине не бегали, да и я в храм не побежал, а продолжал оставаться атеистом-пофигистом.

ЮНВ. Ну, ты меня расхохотал! Батюшка перехвалил, а ты вдвое… Ладно, будем считать, что оба пошутили.

Ю. Л. Нет, я свое все же дошучу… От  «Посмертных приключений» мурашки таки бегали, но я уже об этом говорил и повторяться не буду. Скажу другое. По-моему, сравнивать писателей дело неблагодарное, поскольку очень трудно найти общий знаменатель, в котором должны уместиться слишком разные переменные – эпоха, язык, вероисповедание, климат, пейзаж за окном и другое прочее. Поэтому я давно отдаю предпочтение писателям русским (терпеть не могу слова «русскоязычный»!), православным и к тому же современным, то есть еще не достигшим  300-летней отметки… Ты по всем параметрам подходишь!

Кстати, сказал «православным» и осекся. Сейчас стало модно муссировать понятие «православный писатель». Многие с гордостью объявляют себя таковыми и даже собираются в специальные православные объединения. Это, странно. На мой взгляд, писательство дело штучное и кустарное.  А что думает по этому поводу Юлия Николаевна?

ЮНВ: Ой, да ладно тебе! Меня не удивляет, что есть православные издательства и православные школы и гимназии, не удивляет и то, что появились  православные писатели. Не могли они не появиться. Военный прозаик пишет о войне и человеке, писатель-натуралист о человеке и природе, православный прозаик – о человеке и Боге. Направление такое, вот и весь секрет «православного писателя».  А объединяться мне тут не с кем, а то бы обязательно объединилась. Берлинские русские писатели приглашали, но они «по другому поводу» живут и пишут… А вот живи мы с тобой в одном городе, то непременно объединились бы в какой-нибудь «Православный Лит-Про-Свет» и чудесно проводили бы время на всяких там заседаниях. Неужто откажешься?

ЮЛ: Откажусь! Ведь мы и без того чудесно заседаем, пусть по телефону, пусть по переписке. Зато такое заседание не мешает работе, а только помогает. Пользуясь случаем, публично заявляю, что Юлия Николаевна Вознесенская последние три с половиной года читает все мои рукописи и не только хвалит, но и ругает. А дружеская ругань для пишущего человека – это как керосин для самолета. Чем больше ругают, тем выше летишь… 

А насчет военных прозаиков и писателей-натуралистов могу возразить. Поскольку тут речь идет о жанре. Но православие не жанр и даже не мировоззрение. Православие – это путь к Свету, Истине и Спасению. И на этом пути можно рассуждать о войне и мире, можно восхищаться красотой цветка, можно радоваться и горевать. Но не надо путать дорогу и рассказ о ней.  А сейчас эта путаница происходит. То есть человек вступает на правильную стезю, но ничего толком сказать об этом не может. Он православный? Да! Он писатель? Нет!

Извини, увлекся. А на самом деле я хотел задать тебе вопрос, который интересует многих: Вознесенская уехала из страны сама или ее уехала страна? И еще два вопроса вдогонку: последовали хотя бы запоздалые извинения от власть предержащих и нравятся ли тебе объятия чужих территорий?

ЮНВ: Ты угадал, меня уехали. Это случилось в самый расцвет застоя. Только не страна, уж это ты увлекся! Меня эмигрировали по собственному желанию тогдашнего главы КГБ. А теперь поздно грядку менять, корешки уже не такие цепкие. Да и в восстановлении российского гражданства те же силы отказали. И жить мне в России, собственно говоря, негде, жилье-то никто не вернет.  И я не в том возрасте, чтобы ставить над собой эксперимент на выживание в качестве престарелой бомжихи. А если надо «по делам или так, погулять», лечу в Москву или в Питер, а то и в паломничество отправляюсь.  А чтобы совсем… Теперь уже и в Германии большая русско-немецкая семья образовалась, так что я здесь не одинока и меня есть кому обнять.  И больше об этом не надо…

ЮЛ: Ладно, с прошлым ясно. А как с настоящим? Стала ли для Вознесенской  европейская культура родной? Как удается сохранять и поддерживать на профессиональном уровне родную речь в немецком окружении?

ЮНВ: С Европой у меня отношения в высшей степени ландшафтные – я лес люблю, берег Балтики и еще маленькие старинные европейские города. В остальном я не только не ассимилировалась, но даже и не интегрировалась в европейское общество. Живу отшельницей, но в русском окружении: хожу в русскую церковь и пишу русские книги. Ни в каких европейских культурных связях не замечена. Ну, перевели меня на …надцать языков, так это ж не я переводила, моей заслуги в этом нет, как нет и вины.

ЮЛ: Как тебе удается сохранить верность одному издательству? Родная «Лепта» предлагает эксклюзивные условия? А может, другие издательства не проявляют интереса? Хотя точно знаю, что московская «Никея» с удовольствием бы Вознесенскую напечатала. Кстати, недавно это издательство выпустило совершеннго замечательную книгу твоего друга протоиерея Николая Агафонова под названием «Свет золотой луны»…

ЮНВ: Я очень рада за о. Николая. Эта книга, как и все остальные – настоящая литература. Но «Лепте» я не изменю. Она сразу взяла мою первую книгу – «Мои посмертные приключения» – и с тех пор печатает все, что я пишу. А от добра добра не ищут. Тем паче, что наши отношения давно превратились из писательско-издательских в родственно-дружеские. Печатает еще «Эксмо-Яуза», но это опять-таки через «Лепту». Время от времени кто-то проявляет интерес, но я всех в «Лепту» отправляю – пусть между собой договариваются, так вот с «Эксмо» и договорились. Я этими вопросами не интересуюсь. А вот ты издательских дел коснулся, профессиональных, так сказать, и тем самым сделал первый шаг к нашему православному объединению, между прочим! А что, может, зарегистрируем свой писательский союз? Юленьку Сакунову пригласим, отца Николая Агафонова председателем назначим… А наш общий друг Павел Оберемок поможет, ведь, насколько я знаю, он много потрудился, чтобы твой роман «Илья Муромец и Сила Небесная» увидел свет.

ЮЛ: А он уже помогает – молитвой… Действительно, если бы не Паша, который год меня уговаривал написать о монахе-богатыре, я никогда бы за такой труд не взялся. А теперь, когда уже закончен второй роман – «Илья Муромец и Лихо Одноглазое», с ужасом думаю, что мог бы пройти мимо такой темы.

Что же касается нашего объединения, я понимаю, что это шутка. Поскольку, уверен, что дело писателя писать, дело издателя издавать, а дело читателя читать… или не читать. Вот и получается, что писатель стоит в основании пирамиды и если он начнет дергаться и отвлекаться, пирамида рухнет. На ее развалинах издатель, возможно, будет что-то издавать, но читатель халтуру покупать не будет, что мы и наблюдаем – книг много, а читателей мало.

Однако тебе это не грозит. С огромным удовольствием проглотил в рукописи твою повесть «Сто дней до Потопа». А когда она увидит свет? Не боишься, что на тебя обидятся американцы? Ведь в этой повести срывается красивая упаковка с глобально агрессивной демократии, под которой оскал князя мира сего.

ЮНВ: Аудиокнига уже вышла, «Лепта» мне такой подарок к моему юбилею сделала. Это было неожиданно и трогательно. А книга появится в начале следующего года, надо думать.

Американцы-то обидятся? Да их не проймешь, они прекрасно знают, что делают и куда идут. Да и не думаю, что они вообще мою книгу увидят, а уж тем более поймут.  Хотя, слава Богу, в Америке есть люди, выбравшие Истину и Свет. Они-то уж точно не обидятся, поскольку понимают, что все мы живем за сто дней до Потопа, который на этот раз будет Небесным огнем. Но Бог по Своему милосердию опять дает нам Ковчег спасения, который есть Православная Церковь. Собственно, об этом я и хотела напомнить и совсем не хотела кого-либо обидеть.

ЮЛ: А чего ты еще боишься в этой жизни, кроме того, что не успеешь на Ковчег? И что в ней радует?

ЮНВ: Есть вещи, которых хотелось бы избежать: скажем, болезней, несчастий с ближними, паче всего похорон. О чем мы и молимся, но это уж как Бог даст. Но ежели Бог пошлет испытания, так Он же даст и силу их перенести.

А что радует… Ты не забывай, что я уже на восьмой виток пошла, так что каждый день для меня – подарок. Вот этому и радуюсь. Радуюсь солнышку, праздникам, хорошим новостям. А так как у меня особых пристрастий нет, то и бурных радостей тоже не случается.

ЮЛ: О творческих планах спрашивать  не буду, так как надеюсь, что твое  литературное хозяйство подчиняется не выдуманным планам, а Промыслу Божьему.

ЮНВ: Во загнул! Надо пойти заглянуть в зеркало, не прибавилось ли у меня седины от важности? Но вообще-то, ты хитришь, так как отлично знаешь мои планы, читал даже первые главы книги-сказки для детей под названием «Светлая Поляна» – «о жизни православных ежиков».  Ну и про то, что собираю материал для книги «Эдесское чудо», я тебе тоже уже успела выболтать. Задумана целая книга про святых, в которой они появляются только один раз и лишь во сне.

И я про тебя знаю, что ты заканчиваешь своих замечательных и уморительных «Салапапона и Мздырю», так что нечего нам с тобой перед читателями китайские чайные церемонии разводить.  И вообще пора закругляться, пока не надоели!

ЮЛ: Ну, вот! Опять не даешь развернуться. Хорошо, хоть я не фокусник, а то бы ты из первого ряда на весь цирк объявила, в каком рукаве у меня рояль.  Поэтому тоже готов закруглиться, но на последнем круге прошу ответить на вопрос, который задал сегодняшний номер «Самарянки»: «Кто твой ближний»?

ЮНВ: Нет проще вопроса для православного и нет проще ответа: в настоящий момент мой ближний – ты. Потому что вот в данную конкретную минуту бытия нашего Господь свел нас в беседе, тебя и меня. Тут мне крупно повезло, потому как данный конкретный человек другому конкретному человеку друг, писатель и брат. А вот как позвонит сейчас в дверь мой двадцатилетний сосед, наркоман, психопат, распутник и лодырь и попросит денег «на хлеб», «на аптеку» или «до сестры доехать», и станет он в этот момент тоже моим ближним, и будет сия «близость» гораздо сложнее... Ну и вот тебе вопрос: что делать с такими ближними? А ведь ближние они, и нам от этого никуда не деться.

ЮЛ: Вообще-то, я ближний весьма далекий. То есть виртуальный. В принципе, я тоже мог бы позвонить в твою дверь и чего-нибудь попросить. Но эта дверь находится от моей почти в двух тысячах километров, которые позволяют писателю Вознесенской чувствовать себя абсолютно комфортно по отношению к писателю Лигуну. С другой стороны, есть две тысячи дверей, которые находятся рядом, но я и в них не звоню, хотя, как минимум, в двух десятках этого звонка ждут. Ждут дружеского разговора, ждут помощи, ждут простого вопроса «как дела, брат?»… Увы все чаще раздаются звонки оттуда, и скорбный голос сообщает, что кто-то из ближних уже не жилец… Выскажусь яснее. Настоящая любовь проявляется в делах. Пример – добрый самарянин. Увы, для нас, разъединенных телефонами и всемирной паутиной, живое общение становится неподъемным грузом. Я по этому поводу недавно даже такой стишок написал:

Друзей все меньше, меньше, меньше…
Но и дружить гораздо леньше.

Что же касается наркоманов, психопатов, распутников, лодырей и прочих маргиналов, то это вообще запредельная тема. Хорошо, когда есть деньги – можно откупиться милостыней. Но на самом деле милостыня не до конца милостива. Не зря же говорят: не давай голодному рыбы, а дай ему удочку и покажи, где клюет. Однако это требует времени и труда. К тому же милостыня, как базука, имеет отдачу и порой бьет подающего весьма сильно. Я имею в виду гордыню, которая шепчет в ухо: «Ах, какой ты молодец! Подал бабушке копейку, спас от нищеты!». И как не затыкай уши, а этот вкрадчивый шепот проникает в нутро. Может, у кого-то и не так, но я говорю о себе. Конечно, бывали в жизни и другие примеры, но как о них поведать общественности, если даже правая рука не должна знать, что делает левая? Так что даже не знаю, как ответить на твой вопрос. Поэтому и молюсь утром и вечером: «…не введи нас во искушение».

ЮНВ: И на этом давай поставим точку, чтобы и читателям дать подумать.     

ЮЛ: Я больше люблю многоточие: оно дает надежду на новые встречи…

22 ноября 2010,
день памяти иконы Божией Матери,
именуемой  "Скоропослушница"

Назад